Антон Гликин: «Как я проектировал прогулочный коридорчик для привидения»

– В представлении российской публики в США строят либо небоскребы, либо одно-, двухэтажные виллы. Так ли это на самом деле?

– В основном это так. В каждом крупном городе есть даунтаун и окружающие его малоэтажные районы, расползшиеся по горизонтали и представляющие собой пример того, как не следует проектировать города. Однако, сейчас вот и правительство России выбрало программу «малоэтажного строительства». 

– Как в Америке относятся к многоэтажным жилым домам?

– В Манхэттене на Парк-авеню находится гетто для миллионеров – это многоквартирные жилые дома, построенные в первой половине XXвека. Игорь Грабарь в 1925 году любовался тем, как быстро они возводятся. Целые этажи со всеми скульптурными деталями возникали на его глазах за пару дней. Во многих таких домах размещаются квартиры-дворцы площадью по 1000–7000 квадратных метров и более. Вся функциональная часть этих квартир представляет собой образец искусства планировки.

Бедная прислуга, как мороженая рыба, распределяется в таких квартирах в свои отсеки и не пересекается с хозяевами никоим образом. Причем коридоры для прислуги часто отделаны кафелем с целью гигиены. Сейчас уже никто так не делает, однако в первой половине XXвека такая практика встречалась.

Многие квартиры представляют собой музейные свидетельства образа жизни хозяев. Хорошо, например, сохранилась квартира-триплекс Вандербильтов на Парк-авеню, которую мне приходилось осматривать на предмет реконструкции. Квартира оставалась пустой и нетронутой на протяжении всего XXвека – панели, зеркала, бронзовые перила и стальные витиеватые водопроводные краны сохранились со времени пребывания там владельцев в 1910-х годах.

В то же время в многоквартирных домах действуют жесточайшие регуляции по поддержанию порядка проживания. Например, в квартире стоимостью в $25 миллионов вам могут не разрешить установить стиральную машину, поскольку ее шум будет мешать соседям. В результате ваше постельное белье может быть доставлено из прачечной с масляными пятнами, недостиранное и недосушенное, что будет закономерным результатом того мизерного жалованья, которое получает выходец из Латинской Америки, его стирающий. Таким образом, борьба за престижность района проживания приводит к поистине фронтовым потерям.

Район многоквартирных домов Бруклина Бэйридж населен представителями среднего класса. Основная его застройка была завершена до Второй мировой войны. Район очень хорошо спланирован – периметр кварталов небольшой, высота домов, построенных под легким влиянием стиля модерн, составляет от 4 до 6–7 этажей. Однако прачечные находятся в подвале, а качество самих домов оставляет желать лучшего – полы, окна и дверные проемы весьма волнообразны.

– Кто живет и покупает жилье в небоскребах?

– Квартиры в небоскребах недешевые, и позволить их себе могут состоятельные покупатели. В Нью-Йорке постоянно идет уплотнительная застройка. Сносятся оставшиеся таунхаусы XIXвека, а на их месте возводятся бездарные снаружи многоквартирные небоскребы, внутри напоминающие роскошные и менее роскошные отели. На моих глазах выросло множество таких однотипных «грибов», которые ни в какое сравнение не идут с небоскребами начала XXвека. Зато из окон открываются романтические панорамные пейзажи с рассветами и закатами. На крыше у вас сад и бассейн.

Наш офис одно время располагался на Бродвее в пентхаусе на крыше небоскреба. Этот пентхаус имел весьма милую террасу, с которой открывались виды на Эмпайр-стейт-билдинг. Ранее в нем жил Леонард Бернстайн. Там был камин, однако постоянно бегали мыши, поскольку все здание под нами было забито складами.

Покупка сравнительно небольших квартир в небоскребах весьма выгодна тем, кто делит свое время между Америкой и Европой. Например, мой знакомый адвокат недавно купил такую квартиру, поскольку его семья базируется в Лондоне, а бизнес и здесь, и там. Но мне его лондонский эдвардианский домик с витражиками в стиле ар-нуво и садом с лесными голубями нравится значительно больше.

– Что сейчас модно строить в США?

– В США всегда была в моде практичная и вместе с тем традиционная жилая архитектура. Даже ее противнику Корбюзье очень нравились дома в колониальном стиле – то есть стиле, выработанном первыми колонистами. Эта архитектурная традиция особенно развита в «европейской» части США – на восточном побережье, в то время как в Калифорнии можно встретить много примеров модернизма. Традиционная архитектура составляет основной сегмент рынка жилого строительства для богатых клиентов.

Недавно я написал предисловие к переизданному по-английски каталогу «Art-NouveauDachabyVladimirStory» и впервые опубликованному перед революцией 1917 года петербургского архитектора британского происхождения Владимира Готлибовича Стори. В нем собраны проекты дач в стиле модерн, весьма перекликающиеся с викториано-эдвардианскими вариациями англосаксонской традиции. Думаю, эта книга будет способствовать появлению новой моды на дачи, построенные со вкусом, а не так, как это делается в Бриджхэмптоне на Лонг-Айленде недалеко от Нью-Йорка. Все океанское побережье там изуродовано «МакМэншэнами» – жуткими опусами в стиле «а-ля Шингел Стайл», т. е. «гонтовый» стиль, предполагающий облицовку кровли и стен деревянной черепицей. Кстати, в каталоге Стори есть и очень милые маленькие дачки, доступные для строительства людям с небольшими средствами или людям с большими средствами, которые хотят эти средства сберечь.

– Дизайн интерьера находится в зоне ответственности  архитектора, или для этого нанимаются другие специалисты?

– В Нью-Йорке более чем где бы то ни было развита мода на «декораторов» – если у вас хорошо подвешен язык, то вы покупаете костюм за три тысячи долларов, расстегиваете три верхние пуговицы вашей рубашки, придаете своему голосу оттенок взвинченной экзальтации и становитесь декоратором. Декоратор – это типичный продукт переусложненности бюрократического процесса архитектурной индустрии. Пока силы архитектора поглощены пересылками факсов и мейлов, созданием чертежей и подачей всевозможных заявок на разрешение для строительства, в интерьер проектируемого им объекта «с тыла» вторгается декоратор, приглашаемый клиентом. Если архитектор «высшего пилотажа», то активность декоратора контролируется им.

– Какие ограничения существуют для строительства в исторических городах США?

– В Нью-Йорке и других городах существуют аналоги петербургского КГИОПа, есть также организации, лоббирующие защиту памятников, такие как «Муниципальное художественное общество», основанное в конце XIX века, – аналог «Живого города» в Петербурге. В небольших исторических городках, помимо ограничений высотности, существуют стилистические ограничения. Очень часто для нового строительства используются специальные справочники по характерным деталям архитектуры городка – окнам, портикам, карнизам и т. п. Подобная практика существует в Венеции, ее необходимо внедрить в Петербурге.

– Обоснованы ли, на ваш взгляд, серьезные высотные ограничения для строительства в России? 

– Абсолютно обоснованы. Вообще, в России необходимо создавать совершенно новые районы и города с плотной застройкой, с чередованием открытых и закрытых пространств. Город и природа не должны переплетаться.

В начале ХХ века архитектор Фрэнк Ллойд Райт всех запутал, сказав, что «новый город должен быть и нигде, и везде». Будучи выходцем из семейства уэльских протестантов-унитариан, Райт, в соответствии с традицией своей секты, ассоциировал город с грехами Коринфа, Содома, Гоморры и прочими ужасами. Поэтому он и предложил всем «схорониться» от греха подальше чуть ли не в землянках, слившись с природой. Вспомним его сливающиеся с ландшафтом дома –  «Дом над водопадом», например. Теории о слиянии города и природы были популярны в конце XIX– начале XX веков. В это время строились города-сады, такие как Хэмпстед в Лондоне и Каменный остров в Петербурге. Когда эти жилые образования состоят из вилл и садов, они удобны и красивы. Как только подобная застройка приобретает массовый характер, то все вокруг опошляется. Райт и другие не учитывали в своих архитектурных теориях последствий их массового применения.

– В чем для вас разница при проектировании для США и России?

– В США последовательность проектирования развита лучше, зато в России вы можете работать быстрее, если сэкономите время на таких вещах, как письменная фиксация обсуждения проекта внутри фирмы ее сотрудниками.

– Чем отличаются согласовательные процедуры?

– В Америке они прозрачные, а в России по-византийски запутанные. В обеих странах они очень нелегкие. Бюрократии хватает везде.

– Чем удивляют клиенты?

– Один клиент, занятый в финансовом секторе, хотел, чтобы в его квартире-дуплексе с видом на Ист-Ривер непременно было все до мелочей компьютеризировано, включая «умный холодильник», который сообщал бы ему о закончившемся молоке. Он вообще любил возиться с проводками, и в процессе реконструкции строители принимали его за электрика. При этом его вкусы были совершенно классические – классическая музыка, классическая архитектура. Во время недавнего финансового кризиса, реструктурируя пакет своих акций, он по ошибке нажал не ту клавишу в компьютере и расстался со всем своим состоянием за секунду. Но квартиру за 20 миллионов не продал.

Другой клиент, также с классическими вкусами, был одним из директоров крупной телевещательной корпорации. Он хотел превратить свою квартиру с видом на Центральный парк площадью примерно 2000 квадратных метров в подобие мини-телестудии, не понимая, что при небольшой высоте потолков (порядка 2 м 80 см) места для проводки не останется. С ним мы мирно расстались к нашей обоюдной радости.

Третий клиент, с которым я сейчас работаю, совершенно убежден, что по коридорам его замка по ночам ходит привидение, с которым он периодически сталкивается в коридоре. После обсуждения этой деликатной проблемы мы пришли к выводу, что травить это привидение не нужно, принимая во внимание опыт по вытравливанию «Кентервильского привидения» Оскара Уайльда. Мы решили, что пусть уж тогда привидение гуляет, где гуляло, по второму этажу, но мы спроектируем для него специальный коридорчик для прогулок, изолированный от спальной части дома. И волки сыты, и овцы целы.

Среди клиентов иногда встречаются люди весьма образованные. Я занимался реконструкцией особняка рядом с Музеем Метрополитен. Фасад особняка – это великолепный образец очень популярного в Америке стиля Людовика XVI. В то время интерьеры были изначально слабыми и вдобавок испорченными наслоениями. Было принято решение спроектировать внутренность заново в стиле Людовика XVI. Клиент, который коллекционирует испанскую и итальянскую живопись XVIIвека, был очень хорошим компаньоном в работе. Мы все время встречались и тщательно выверяли детали. Для создания бронзовых лестничных перил мы привлекли лучших французских мастеров, занимавшихся до этого реконструкцией Статуи Свободы и оставшихся в Америке после окончания проекта. Каждый завиток, каждую стыковку на лестнице мы продумывали с большой тщательностью. Мы сделали порядка 8 предварительных макетов. Реконструкция стоила около $50 миллионов. Лепнина по моим рисункам была очень качественно исполнена в Канаде фирмой, основанной в Англии 150 лет тому назад. У них есть замечательный Музей лепнины на фабрике в Торонто. В конце реконструкции прибыл ковер для лестницы, на котором одна из полосок была не синего, а зеленого цвета. Ковер был тут же отослан обратно, причем клиент за новый ковер заплатил еще раз порядка двухсот тысяч долларов, признав свою ошибку. В конце работы весьма приятно было осознать, что мы создали вечное произведение архитектуры, которое еще долго не потребует никакой реконструкции, а лишь только реставрации.

Вообще, люди, неискушенные в традиции, плохо представляют себе, насколько сложно виртуозно говорить «по-латыни», т. е. на языке традиции. Каждый новый проект – это многоступенчатый ребус. Понимание латыни не означает, что человек в состоянии писать на этом языке стихи, а писать нужно именно поэзию, а не прозу.

Значительная часть моей работы посвящена исправлению неудачных опусов в области традиционной архитектуры. Какая-либо фирма, думая, что нет ничего проще срисовывания из книжки колонн и пилястр, подобно девице из «Царевны-лягушки» «взмахивает рукавом», а оттуда в глаза гостям вылетают не цветы, а «кости». Я реконструировал гимнастический зал 1930-х годов под клуб выпускников одной частной школы и до сих пор с ужасом вспоминаю свое взаимодействие с фирмой, изначально взявшейся за эту реконструкцию. Мы говорили на разных языках. Но, в конце концов, нам удалось создать хорошую вещь.

В данный момент по моему проекту строится поместье в Нью-Джерси. Вилла решена в духе достаточно аскетичной версии английского классицизма, а гостевой дом, дом для прислуги, гараж и конюшня решены в скандинавско-американском стиле домов с деревянной обшивкой. Таким образом, господский дом приобретает некоторую монументальность по отношению к своему окружению, утопающему в живописном ландшафте.

– Часто ли встречается пожелание клиента: «Сделайте так, как ни у кого нет»?   
–В том-то и дело, что большинство клиентов стремится к имитации того, что уже есть у друзей, т. е. имитации социальных знаковых систем, если вспомнить французского философа Жана Бодрийяра. Клиенты очень боятся, что приедут их друзья на прием и не увидят в интерьерах того ширпотреба, который они находят каждый месяц в журнале «Архитектурный дайджест».

Архитектура – будь то модернизм или традиционализм – воспринимается архитекторами и клиентами по-разному. Для клиента архитектура – это, прежде всего, знак, а для архитектора – это грамматика, синтаксис – составляющие творческого процесса.

– На какие объекты обращают внимание потенциальные покупатели из России? Что они приобретают в США? Насколько их вкусы отличны от американских?

–Российский покупатель очень разборчив. Советская ситуация всеобщего дефицита научила его очень внимательно выбирать «доставаемый» им товар, включая недвижимость. Поэтому, как правило, приобретаемая им недвижимость обладает инвестиционной привлекательностью. Российский клиент не боится заказывать сложную архитектуру. Его предпочтения не скованы ограничениями пуританского менталитета американца. Он ближе к итальянцу или, по крайней мере, к англокатолику. В том случае если российский клиент попадает к плохому архитектору, проект оборачивается триумфом безвкусицы. И наоборот – если архитектор хороший, то клиент получает качественные вещи в духе, например, Павла I, которые, в свою очередь, обладают инвестиционной привлекательностью для последующих покупателей.